Здравствуй... э... мама, Новый год, млин!

Млин. Опять комп глючит. Чудовищно... Вы никогда не видели безопасный режим в милениуме? Если нет, то вы счасливые люди. Ваши нервы остались в относительном порядке. Кто видел - сочувствую, это вызывает тяжелый стресс. Так вот. Сия красота у меня сейчас пытается проканать за "Нормальный режим". Бллин! В гробу я такую нормальность видала! Не, жизнь все-таки грустна. Все. Ничего не буду писать, пока все не вернется на свои места. Я могу многое стерпеть - привычка! 2 года с милениумом вобнимку - это вам не хухры-мухры! Тут терпение нужно, понимание... что это не лечится... это уже навсегда... Да. Я могу пережить постоянные выкидыши из и-нета практически кирзовым сапогом под зад, Могу пережить эту извечную ошибку Matask-a, етить ее налево. Могу выдержать постоянное зависание. Могу пережить даже упроное нежелание запускать Silent Hill и качание песен по полтора часа(тех, Что нормальные системы качают за 10 мин.). Но это - извините... Это выше моих сил. Только что в таком вот режимчике пробежалась по форуму... не... не могу. Тошнит меня от этой мерзкой машинки. Биту мне бейсбольную! Все. Ухожу нафиг, посылаю изощренные матюки этому... б... м... с... э... ж... короче... компьютеру... это называется компьютер... чисто теоретически... чем, интересно, оно заслужило такое высокое звание? Ну ладно... Ушла.

---

Про Шишкина, Северянина и ситуации

Читала Северянина. Учила. Не нравится. Безвкусно. Серо. Читала Маяковского, стихи. Поэмы лучше. Хотя "Ночь"... Мррр... Красиво... Кофта фата, Нате!, А все-таки...



Да, вчера ходили на концерт "Потерянный мир", танцы, шишкинская группа. Помню, как Шишкин нас учил еще в каком-то пято-шесто-лохматом классе. Было интересно. Современный танец. Ну, все что он сам ставил очень узнаваемо, странно и красиво. Странные ритуалы, жутковатые. Почти бесполые фигуры, неуклюжий, но в то же время сексуальный танец. Каждый вроде бы двигается сам по себе - как ему хочется, каждый в себе, но вместе они образуют сложную и невероятно интересную картинку, структуру танца. Свет, костюмы - на грани минимальзма - но подобраны хорошо. А музыка вообще восхитительно подходит. Но это только шишкинские номера. А все остальное, особенно народное - бе. Народное пусть моисеевские танцуют - у них техника идеальная. А тут ни синхронности, ни четкости. Нет, в этой школе нельзя Моисеева копировать, глупо это. Тем более, когда занятия как таковые изначально строятся не на унижении учеников, а на увлечении их материалом. Тем более, это все платно, у Шишкина, я имею в виду. Вот. Я по природе критик!



Спала всего четыре часа - играли с Полинкой в ситуации. Придурышные, а что поделаешь...



Куда ни поедешь - везде пьяные. Клонят свои тяжелые круглые головы к плечу, безвольно, будто тряпичные куклы, упав на асфальт. Почти жалко их, мутных, непонимающих, сонных.



Это в Ленинских горах умер тот, кому не нужен бог в морозных небесах... о ком?

---

Вернулась с дачи

Вернулась с дачи. Мертвая мышка в ведре. Прозрачная холодная вода, грязное дно и мышка на дне. Маленькая, серая. С бесконечным смирением и спокойсвием на мордочке. И глазки закрыты, как у человеческого имбриона. А выглядело очень пронзительно, почти даже красиво. А отец смотреть не стал, сказал, что его сейчас вырвет. Странный...



Укрыли деревья рубероидом. стоят теперь, как покосившиеся обгоревшие колонны языческого храма. Выглядит противно. Зато весной буду разматывать рваные простыни, которые они использовали вместо веревок, как старые бинты.



Сегодня все хотят меня накормить. Весь день ем. Уже тошнит. Куда не приди - все кормят. И ни один не хочет согреть. Сквозняки...



Прочитала "Флейту позвоночник". Послушала Г.О. И пришла к выводу, что Летов косит под Маяковского. Ну, хотя бы отчасти... )

---

Длинная телега за кальбасу...

Ааааааааа, демоны!!! Хотели от меня мою родную кальбасу в непрозрачный пакетик запрятать??? Дык, нате вам!!! Любящее сердце всегда найдет дорогу, ему и хитрые злодейские происки не помеха! Нате, нате!!! Я значить, вам сейчас весь запас кальбасы выжру на ближайшую неделю! Уже нарезала себе и уютно так устроилась перед адской машинкой... мррррррр, уют! Дык вот, кальбаса. Встанете сутречка и будете сонно и по-совиному грустно хлопать круглыми глазами - где, мол, ветчиночка наша, кальбасочка? Ан, нетю! Дык, я еще надыбала всякой снеди, как-то - чаек, кольцо творожное (тоже спрятали, хитрецы... но любящее сердце...), кусочек курочки завалящий... Ай, хороша жизнь! Немного мне надо...

---

Кальбаса, кальбаса, как ты хороша... Жаль только, что ты не водишься в моем холодильнике... КАААААААЛЬБАСА!!!!! Где ты? Вот ведь блин - постиг маразм - колбасы хочу и все тут!

---

Эллочка.

А "Клоп" уже не так...

Эллочка. Смеется, говорит, что меня все уважают, что все они хотят быть поближе ко мне. Хех... Я знаю, Элла, зачем говорить? Я знаю, что половина - картонные декорации. Ты хорошо рисуешь, кстати. Снова смеется и воинственно говорит, что "все мужики-козлы" и что "главное-деньги". Зачем? Вовсе и не главное для тебя, я знаю... Иногда перебарщивает. Даже часто. Смеется и рассказывает очередную небылицу. Зачем? Наверное, чего-то боится. Не бойся, мы с тобой. Твои ненастоящие друзья, говорящие за твоей спиной, какая ты глупая. И, знаешь, все-таки я тебя люблю.

---

Полинка и внезапно нахлынувшие мысли о ветчине

Полинка. Говорит, что все они тянутся к сильным людям. Еще говорит,что всегда приятно знать,что кому-то хуже, чем тебе. Еще читает мои мысли. Или я ее? Согласна слушать мои бесконечные рассказы про жизнь в сети? Неужели интересно? Голубые человечки атакуют!!! Вот ведь бред... Давайте нелюбить людей вместе!



Ветчины, колбасы!!!! Бегом на кухню за ветчиной!!!! Подохну, если не съем что-нить из этой оперы!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!



PS А я еще и на машинке строчить умею, и крестиком вышиваю:

"Ангел", вашему вниманию!

---

И тихо плещется в тине сердца глупая вобла воображения...

Сижу, читаю Маяковского. Какое впечатление произвел на меня музей!!! До сих пор перед глазами стоит. Облако в штанах... Здорово. Удастся ли мне пройти намеченный путь? Маленькая тропинка к пониманию? Кто знает?



Гримируют городу Круппы и Круппики

грозящих бровей морщь,

а во рту

умерших слов разлагаются трупики,

Только два живут, жирея -

"сволочь"

и еще какое-то,

кажется - "борщ"

---

"Седьмой день"

Ой, млин! Я щас в порыве садизма каааак выложу старые мои рассказы, те что я накропала, пока здесь не была... Во!



«Седьмой день».

Ты мой бессмертный брат,

А я тебе сестра,

И ветер свеж,

И ночь темна,

И нами выбран путь –

Дорога Сна...

«Мельница»



Это было зимой, когда по ночам бархатное небо усыпано окоченевшими искрами звезд, а снег в мертвенном лунном свете искрится голубизной. Это было зимой, когда лошади, вороша своими теплыми мордами сено, сонно рассказывают бессвязные сказки жгуче – ледяной темноте, прильнувшей к дверям хлева. В ту зиму, в ту ночь он сидел согнувшись, подперев острый подбородок узким бледным кулаком, его плащ струился лиловым и сиреневым вниз по ссутуленной спине и сворачивался гладкими складками и блестящих черных копыт, а в черных глазах отражались льстивые язычки огня. Он грустно улыбался, задумчиво глядя в огонь. На столике ядом с ним стоял почти готовый макет. Остался последний штрих. Он повернулся к столику и еще раз оглядел их общее творение. Все было идеально – хрупкие бумажные грани каньонов, курчавый бархат переливчатых изумрудных лесов, шероховатые, испещренные трещинками складки гор из папье-маше... Нити – капилляры рек, зеленое и синее бутылочное стекло, оплетающее неровной полупрозрачной влагой зелено-коричневые слепки материков. Он слегка улыбнулся, снова видя, что получилось очень красиво.

- Глина уже размокла, - он почувствовал, как легкая рука легла на его плечо.

- Я иду, иду, - он поднялся из кресла и лениво пошевелил плечами, будто пытаясь размяться. Она стояла перед столиком, потирая острый подбородок узкой бледной рукой, и задумчиво смотрела на макет, а на легких складках ее белого платья и снежных ладных крылах переливались теплые отсветы пламени. На губах ее играла едва заметная довольная улыбка.

- Смотри-ка, а у нас неплохо получилось! – лукаво заметила она. Он улыбнулся в ответ, и, молча кивнув, взял в руки тонкие длинные щипцы, похожие на каминные, с ажурным рисунком, оплетающим деревянные ручки. Она тем временем опустилась на колени перед столиком и с величайшей осторожностью и благоговением, будто это было самое дорогое для нее на свете, взяла в руки одну половину макета и бережно приподняла над темной лакированной гладью стола. Она еще раз улыбнулась, чувствуя на ладони пыльную шероховатость гор и гладкую стеклянную прохладу океанов. Он повернулся от огня с лицом алхимика, производящего сложнейший и опаснейший опыт, уперев сосредоточенный взгляд в раскаленную на огне стальную бусину, зажатую в щипцах. Оба они затаили дыхание, когда горючая краснота бусины коснулась темно – коричневого нутра макета и легла в предназначенное ей углубление.

- Кажется, все в порядке, - она осторожно соединила обе половинки макета и придирчиво осмотрела их, бережно придерживая кончиками пальцев. Он вздохнул, прикрыв глаза, и отложил щипцы.

Красно-рыжее ровное горение огня в камине освещало сосредоточенные лица, бледные пальцы, ласкающие глину, из-под плавных движений которых рождались все более и более отчетливые формы, и бледные пальцы, сверкающие тонкой иглой с шелковой нитью. Две пары рук, колдовски танцующих в теплом свете. Наконец, отложив сшитый воедино шар, она поднялась и лениво потянулась.

- У меня есть для тебя кое-что, - она лукаво взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, достала из небольшого серебряного кошеля, висящего на поясе, маленькую фигурку из черного шелка и протянула ему. Он удивленно поднял брови. На гладкой бледной ладони лежало неподвижно изящное тонкое тельце, укутавшись в лиловый плащ и поджав по себя козлиные ноги. Он улыбнулся, странно, горько, разглядев на груди у фигурки едва заметный надрез.

- Гм, думаю, не стоит отпускать его туда одного, - он рассеянно огляделся, потом взял со столика белое перышко и положил на ладонь рядом с черной фигурой, - без сестры.

Она на секунду задумалась, а потом расплылась в понимающей улыбке и кивнула ему. Он присел на корточки у камина, подхватил пинцетом оранжевую искру опустил в надрез на груди черной фигурки, а затем бережно и аккуратно соединил края разреза. Фигурка сонно пошевелила головой и поплотнее укуталась в плащ, будто мерзла. Он сосредоточенно кивнул, поднялся и, подойдя к окну, распахнул его. В теплую комнату ворвался ледяной зимний воздух, а на мягкий ковер упало несколько снежинок. Он осторожно подхватил одну и бережно вложил ее в надрез на груди у белой фигурки, тонким зимним узором проступающей в изгибах перышка.

- Они ведь одинаково жгучие, - пожал плечами он, рассеянно глядя на двоих, спящих в его ладони. Она подняла с подлокотника кресла глиняную фигурку, слепленную им, уронила несколько капель воды на суставы и положила неподалеку от спящих черной и белой фигуры, на переливчатый бархат леса.

- Сейчас каждый из них видит свои сны, - по-отечески улыбнулся он, привязывая шар к серебряной нити.

- Да, - она усмехнулась, - я даже догадываюсь, что снится тому, глиняному...

- М... Да... И ведь, что самое забавное, он будет считать, когда проснется, то все это сделал наяву... – он заключил шар в стеклянную сферу темно-синего цвета и запер небольшой золотой замочек на ее полупрозрачных створках. Она зевнула, улыбнулась и протянула ему бокал вина, глядя на висящий по потолком шар:

- Да, и вправду, неплохо вышло!

Она уселась в кресло, вытянув вперед острые черные копытца, и поднесла бокал к губам, а он укутался в плащ, так, будто озяб и оправил складки, чтобы не было видно белоснежной подкладки плаща.

- По-моему, просто прекрасно!

2.10.2003 г.

---

Хех...

Каблучки по неровному, рябому асфальту. Скользко... Тук-тук-тук... Звук клацает о стены. Да. Люблю ездить на лечение глаз. Все это время-три часа - не думаю ни о чем - ни об обидах, ни о проблемах. Сидишь, смотришь на красное пятно... Сонно и хорошо. Нравится мне не думать. Куда мне податься на Нов. Год.? Можно в Обнинск - на маленькую семейную вечеринку к подруге, можно - на дачу к Джончику, ез южал. Можно на стадные гуляния с Лэлкой... они хотели в клуб ломануться... тока я не знаю, пойду тока если там будет большая компания. Тааак, куда еще? Это все??? Жаль. Ну да ладно, может, ближе к празднеству еще вариантов прибавится, там и посмотрим... Оп, мама наконец купила мне циркуль для изографов, тока что сидела, чертила. Понгяла, что моя главная ошибка в ДНК. Бурятия накрылась медным тазом. А в остоальном все хорошо! (с)

---

Все. Спасайся, люди. Словесный понос. Спать я видимо, так и не пойду, наверное, попа уже просто к стульчику пред компом приросла... Обидно. че-т я себя чувствую одинокой в глобальной сети... Пойти, что ли, повеситься? Не, все. Линяю, линяю... спать. Да, вы угадали, спать. Вдохни. выдохни. скажи "ОМ" и забей на все.

---

Белая карета на подъезде у вашего замка, милорд. Поиграем в красные крестики-нолики по цельсию на прощание?..

... Теки-теки речушка, птичка-пичужка, не оглядывайся, не останавливайся. Остановишься - два солнышка капнут на траву предзакатным багрянцем из глаз. Живи, не грусти, нанизывая звонкие пощечины на тонкую ленточку за милиметр от румяной щечки-яблочка, солнышка, корочки конец заплесневшего хлеба. Ржавого неба...

Ангел-хранитель, где ж ты мотался, сядь на плечо.

Фу, бллин, оттепель, крыша едет.





«История Тролля из табакерки»



Что остается от сказки потом

После того, как ее рассказали?

В. Высоцкий



Она прерывисто дышит в трубку и плачущим голосом говорит:

- Ну пожалуйста!

Я говорю:

- Я больше не пишу сказок.

Мое терпение дошло до предела. Напряженная пауза.

- А что же ты пишешь?

- Маленькие утренние пьесы.

- Как это?

Я тяжело вздыхаю и кладу трубку. Она все равно от меня ничего не добьется. Телефон назойливо пищит у самой моей ноги. Я наклоняюсь и вырываю провод из розетки. Я – само спокойствие. Все еще продолжает остервенело тренчать на кухне, но это уже не раздражает меня. Я – тролль из табакерки. Черный и невозмутимый. В красной феске с золотой кисточкой. Пам-па-ба-бам-па-ба-бам... Сотовый.

- Ну, что?!

- А ведь я все-таки не сгорела...

Я чувствую, как натягиваются, словно тонкие струнки и с визгливым звоном лопаются мои нервы. Я чувствую, как в моем тряпичном уме загораются все мои бумажные мысли.

- Иди к черту!!!

И я с размаху швыряю телефон о стену. Стою пару секунд, опустив руки.

- И он тоже не сгорел... – доносится до меня тихий голос из разбитой трубки.

Меня все достало. Когда они от меня отвяжутся?! Я – само спокойствие. Мне плевать на все это. Меня не беспокоит... Звонок. Я вздрагиваю. Стою неподвижно пару секунд, пока до меня доходит, что звонит телефон, который я только что отключил. Я хватаю трубку и надсадно кричу:

- Что?!? Что тебе надо???!!!

- Ты забыл. Ты и есть черт.

- Я – тролль из табакерки, ясно???

На кухне все еще трещит.

- Здравствуйте, вы звоните Троллю из табакерки. К сожалению, меня сейчас нет дома, но вы можете оставить свое сообщение или послать факс.

- Привет. Ладно, не шути так, я же знаю, что ты дома. Подними же трубку...

Боже мой... это она. Может, хоть она сможет успокоить меня в самом эпицентре этого психоза... Мчусь на кухню...

- Але? Але, привет, это ты??

- Да, это я. Я не сгорела. Я его очень люблю, пожалуйста прекрати. Я не сгорела.

Меня трясет. Что я могу изменить?

- Какого черта?! Как ты можешь его любить? Я же ничего об этом не сказал...

- А это и не зависело от тебя...

- Тогда от меня ничего не зависит, - я кладу трубку. Я кладу трубку. Кладу трубку.

- Нет. От тебя зависит. Мы ведь живы.

- Вы сгорели, - разговор окончен, я кладу трубку. Кладу трубку...

- Не правда. Я не сгорела. Перепиши...

- Я больше не пишу сказок.

Напряженная пауза.

- А что же ты пишешь?

Я разбиваю телефон и беру в руки веревку. Я не могу. Теперь зудят все три телефона... Зудят, пищат, сверлят мне виски. Я беру веревку. Это страшный сон, и я никак не могу найти дверцу наружу. Я беру веревку. Это психоз. Галлюцинации. Это пройдет... Но я по чему-то беру веревку. Беру веревку и оборачиваю ее вокруг моей тонкой черной шеи. Я – тролль из табакерки. Черный и невозмутимый. Я шагаю вперед с края табуретки и моя черная голова нелепо и смешно дергается в петле из красной ниточки. Моя черная голова в красной феске с золотой кисточкой. Очень – очень больно и противно. А потом я падаю на кафельный пол, ударяюсь коленями о плитку. Хриплю. Из горла плещет багровая краска. И моя красная феска скосилась вбок, и грозится упасть.

- Он не сгорел. Перепиши... пожалуйста.

Я хриплю. К горлу подкатывают все новые и новые волны острой боли и удушья. И краска размазывается по кафелю мерзкими пятнами... И я говорю, через удушье. Я говорю:

- Я больше не пишу сказок.

Она прячет ножницы в карман и удивленно смотрит на меня.

- А что же ты пишешь?

---

Уже среда... Час ночи... А спать? Лень... Сна нет, есть только сон лет... кино кончилось давно... Пора спать в кровать... вставать... завтра вставать. Слушаю ЮЮ. Я - дорога!!! Скатертью. Все-таки меня легко выбить из колеи... Особенно, когда я третью ночь не высыпаюсь по-черному... Зашла в пару дневников, просто выбирала по именам... Поймала себя на том, что на инглицкие ники вообще как-то не смотрю, хотя их больше... Как все глупо... Понимаю это только по ночам... Ну где же ты, светлая цель? Светлая цель - пачка Аскофена на кухне... Ай-ай-ай... пошла спать окончательно. Спать.

---

Очередной творческий крысис.

Что-то мне грустно... Никто меня не любят, никто не жалеет, все обижают, кто лапу оттдавит, кто хвост прищемит - мучают... И вообще, когда в морг? Кинуть мне объекту относительного вожделения личную мессагу или не надо? Маразм в смирительной рубашке стучит твердокаменным лбом в окошко. Просыпайся, дура, утроечко! И все-таки - кинуть или не кинуть? Кинуть или не кинуть? А, ладно, хрен с ним... с золотой рыбкой. Лень мне по новой региться, мучаться... Не, лень. Ой, бедная я, бедная... Несчастная-разнесчастная... *уходит спать, разглогольствуя о том, какая она бедная, несчастная и всеми обиженная...*

---

17 ноября. Как вам разрывец?:))))

Вобщем, вряд ли сюды кто зайдет, но мне уже не важно. ДЕйствительно, все не так уж важно... Итак, поздравляю себя с переездом на новые форумы жительства! ПРикинулась там парнем. Теперь обживаюсь... Аватарку себе нашла по душе, успела два раза подраться, один раз поспорить о мужчинах и женщинах и чуть не была названа шовинистом... Так же получила приглашение а стрелку от какого-то качка (или хотящего таковым показаться) и вапще провела время не зря... УРА!!!!!!!

---

Просто плохо. Творческий крысис.

Да. Противный скользкий творческий крысис. Такое настроение, когда вроде бы только что был творческий подъем, ты уже напланировал, что ты там напишешь гениального... Настроился... А написать ничего не можешь... И то, что ты уже написал, кажется понейшей фигней. Выдохлась. Ненадолго меня что-то хватило...

А сегодня я гуляла с собакой вокруг музыкальной школы... И из одного окна лилось такое... прекрасное... сначала простая мелодия, потом она начинала переливаться, перетекать, сбиваться на какафонию... Это было здорово. А потом из другого окна полетели звуки распевающегося хора. "Ми! Ми! МИ..." И две эти ленты сплелись и образовали собой такую чудовищно нестройную, страшную и дьявольски красивую музыку...



А теперь я выложу плоды своего тварческого подъема. Я их уже выкладывала на зеленом форуме, а здесь с кину искл. для себя.





Спи, пока темно.



Спи, пока темно,

Завтра вновь

Утро залучится,

Я открыл окно,

Слышишь, спят

Звери и птицы...

Андрейка во все глаза смотрел на склонившегося над ним странного сияющего человека. Он что-то тихо напевал и от этого сразу становилось тепло и уютно, а глазки сами собой слипались. Светящиеся синие глаза ласково смотрели на Андрейку, а спадающие с плеч золотые пряди, мягкие и нежные, будто шелковые, гладили его по щекам. А за спиной у человека высились два сверкающих небесной белизной прекрасных крыла. Андрейка знал, кто это пришел к нему в такой поздний час и успокоил. Это был Ангел. Самый настоящий Ангел, который прилетел с неба специально, чтобы убаюкать маленького мальчика, который очень боится темноты. Уже сквозь сон Андрейка увидел, как Ангел ласково улыбнулся и погладил его по голове.



Ангел посидел еще пару минут рядом с мальчиком, чтобы убедиться, что он заснул, а потом поднялся и пошел на балкон, стараясь как можно тише ступать.

- С каких это пор ты детям Гребенщикова поешь? – поинтересовался сидящий на старой картонной коробке Добрый Волшебник.

- Да, не знаю даже, просто на ум пришло... – ответил ему Ангел, присаживаясь рядом и доставая из складок одеяния пачку Явы. – А это Гребенщиков разве?

- Да, - кивнул Добрый Волшебник, беря предложенную сигарету.

Некоторое время они молча курили, глядя куда-то в розовато-серую мешанину облаков, набухающих на небе. Сначала совсем медленно и даже как-то робко, начали падать редкие снежинки. Ангел докурил сигарету и взялся за вторую.

- Слушай, у тебя не припасено ничего поесть, а?

Добрый Волшебник отшвырнул щелчком бычок и принялся шарить по карманам.

- Да, вот. Будешь? – и он протянул Ангелу небольшой сверток из фольги. Там оказались бутерброды с вареной колбасой.

- Завтра отчет сдавать... – устало проговорил Ангел. Теперь стало видно, что глаза его потемнели и стали почти черными, вокруг них залегли морщины, волосы спутаны, а крылья и вовсе сильно потрепанны и забрызганы грязью.

- Да... Как всегда брюзжать будут... – задумчиво согласился Добрый Волшебник и посмотрел на наручные часы. – Ладно, мне пора, завтра свидимся...

- Ну давай, бывай. Спасибо, что зашел...

И Добрый волшебник медленно растаял в воздухе. Ангел докурил вторую сигарету и выбросил окурок куда-то в сероватую путаницу ночного снегопада. Затем он поднялся, потянулся и снова вернулся в комнату, осторожно притворив за собой дверь.









Софья медленно брела по двору, прислушиваясь к шороху летящей мимо нее бумаги. Ветер нещадно трепал ее крылья и излишне усердствовал, пытаясь сбить с ног. Из левого крыла выпали два пера и полетели прочь от хозяйки. Софья обругала ветер и продолжила свой путь по асфальтовой равнине. Мимо самого уха пролетел, задумчиво хрустнув, пакет из-под чипсов. Софья стряхнула приставшую к крылу обертку от жвачки. Глаза слезились от ветра и пыли, которую он горстями бросал в лицо ангелу. Софья сунула руку в карман некогда белого одеяния. Тяжелая византийская монета приятно холодила ладонь. Главное добраться до палатки. Ее длинное одеяние хлопало по ветру серыми от пыли рукавами, светлые волосы совсем спутались. Вот и ларек, спичечный коробок, нелепо торчащий посреди огромного заасфальтированного поля. Софья наклонилась к окошку и протянула монету:

- Дайте, пожалуйста, фундук по десять рублей.

Из окошка высунулась сухонькая старушечья ручка, больше похожая на лапку птицы, лихорадочно сжимающая синеватый пакетик и несколько монет – сдачу.

- Спасибо, - Софья почти силком вырвала из когтей старушки пакетик и пошла назад. На секунду она подняла глаза и увидела больное розово – серое небо, насквозь пропыленное и истомленное бесконечным ветром, гоняющим мусор по дворам. Вот уже знакомый зеленый дом – книжка, где она живет, совсем близко, осталось только преодолеть последние метры. Но тут ветер ударил в бок, и пришлось прижать крылья к спине, чтобы не так сильно сносило. Софья очень не любила так делать, после этого всегда болела спина. Ну, вот, опять заныла поясница... Наконец, она нырнула в подъезд под железным козырьком. Прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Если к утру ветер не уймется, чего доброго, придется обойтись без ряженки... Софья вздохнула и забралась в свой привычный и даже почти уютный темный угол под лестницей. Устроившись поудобнее на двух листах картона, которые она некогда сюда притащила для пущего удобства, Софья достала из самого темного закутка шерстяную шаль, алюминиевую мисочку и доску для игры в шашки. Сегодня обещался зайти черт из подвала на партию. Больше всего на свете Софья любила фундук и шашки. Ну, и еще, наверное, ряженку. И воблу. По лестнице протопотали пять пар ног. Раздался громкий смех и голоса. Софья недовольно глянула наверх. Все-таки жить в жилом доме - это мука. Ровно в восемь, когда уже почти стемнело, пожаловал черт. Он был весьма импозантен, как всегда в котелке, хоть и изрядно потрепанном. Желтые лукавые бесовьи глаза, как всегда, хитро улыбались.

- Здравствуйте, - он чуть поклонился.

- Добрый вечер, - Софья пригласила его жестом к шахматной доске, на которой уже были расставлены потрескавшиеся пластмассовые синие и белые шашки. Сыграли две партии, немого поболтали, и исчадие Ада отправилось к себе домой, в подвал. Позже вечером, почти уже ночью, ветер чуть улегся и во дворе кто-то учинил пьянку. Нестройное пение еле доносилось до нее, видимо это в соседнем доме... А Софья сидела под лестницей, уютно, по-домашнему кутаясь в шаль, догрызала фундук и думала, что, в общем-то, неплохо устроилась. Да-да, совсем даже неплохо, хотя и в жилом доме, но уютно. Очень неплохо для ангела.

---

20 марта.

Ненавижу. Занадоело. Разнесу к Кнабенгофу!!!!!! скотина, право слово!!!!!!!!!! Все сделала, все подготовила к бубликации, а он бац - и не может отобразить старинцу.. и с концами... жизнь грустна... Еще я разочаровалась в христианстве. И выяснила, что люблю Москву, но написать о ней не могу. Хочу, а не могу! Так много всего могла бы сказать... пойти завтра в это гнездо разврата - школу, или не пойти? А еще я читаю "Заводной Апельсин" и уже благодаря этому измыслила продолжение моего наисерезнейшего фика.

---

9 марта.

Вот. И добралась-таки до дневников. Шо цэ такэ, и зачем енто надобно, представляю себе с трудом. Еще с трудом представляю, что кому-то будет интересно читать мой бред. Но идея как-то приятно пахнет разрядкой нервов. Вот. Вобщем, сегодня жизнь маленького грустного Троцкого сильно попортилась. Приехали заморские гости, меня лишили моего любимого одиночества, моей личной жилплощади, правда, вручили подарочек, что меня слегка смягчило. Подарочек на день рождения, дасссс,моя прелесссть... Ну на день, не на день, а все ж таки приятно. Хотя в общем и целом жизнь грустна.

P.S.: Интересно, у меня что-нибудь получится?