rerum scriptor
Ой, млин! Я щас в порыве садизма каааак выложу старые мои рассказы, те что я накропала, пока здесь не была... Во!
«Седьмой день».
Ты мой бессмертный брат,
А я тебе сестра,
И ветер свеж,
И ночь темна,
И нами выбран путь –
Дорога Сна...
«Мельница»
Это было зимой, когда по ночам бархатное небо усыпано окоченевшими искрами звезд, а снег в мертвенном лунном свете искрится голубизной. Это было зимой, когда лошади, вороша своими теплыми мордами сено, сонно рассказывают бессвязные сказки жгуче – ледяной темноте, прильнувшей к дверям хлева. В ту зиму, в ту ночь он сидел согнувшись, подперев острый подбородок узким бледным кулаком, его плащ струился лиловым и сиреневым вниз по ссутуленной спине и сворачивался гладкими складками и блестящих черных копыт, а в черных глазах отражались льстивые язычки огня. Он грустно улыбался, задумчиво глядя в огонь. На столике ядом с ним стоял почти готовый макет. Остался последний штрих. Он повернулся к столику и еще раз оглядел их общее творение. Все было идеально – хрупкие бумажные грани каньонов, курчавый бархат переливчатых изумрудных лесов, шероховатые, испещренные трещинками складки гор из папье-маше... Нити – капилляры рек, зеленое и синее бутылочное стекло, оплетающее неровной полупрозрачной влагой зелено-коричневые слепки материков. Он слегка улыбнулся, снова видя, что получилось очень красиво.
- Глина уже размокла, - он почувствовал, как легкая рука легла на его плечо.
- Я иду, иду, - он поднялся из кресла и лениво пошевелил плечами, будто пытаясь размяться. Она стояла перед столиком, потирая острый подбородок узкой бледной рукой, и задумчиво смотрела на макет, а на легких складках ее белого платья и снежных ладных крылах переливались теплые отсветы пламени. На губах ее играла едва заметная довольная улыбка.
- Смотри-ка, а у нас неплохо получилось! – лукаво заметила она. Он улыбнулся в ответ, и, молча кивнув, взял в руки тонкие длинные щипцы, похожие на каминные, с ажурным рисунком, оплетающим деревянные ручки. Она тем временем опустилась на колени перед столиком и с величайшей осторожностью и благоговением, будто это было самое дорогое для нее на свете, взяла в руки одну половину макета и бережно приподняла над темной лакированной гладью стола. Она еще раз улыбнулась, чувствуя на ладони пыльную шероховатость гор и гладкую стеклянную прохладу океанов. Он повернулся от огня с лицом алхимика, производящего сложнейший и опаснейший опыт, уперев сосредоточенный взгляд в раскаленную на огне стальную бусину, зажатую в щипцах. Оба они затаили дыхание, когда горючая краснота бусины коснулась темно – коричневого нутра макета и легла в предназначенное ей углубление.
- Кажется, все в порядке, - она осторожно соединила обе половинки макета и придирчиво осмотрела их, бережно придерживая кончиками пальцев. Он вздохнул, прикрыв глаза, и отложил щипцы.
Красно-рыжее ровное горение огня в камине освещало сосредоточенные лица, бледные пальцы, ласкающие глину, из-под плавных движений которых рождались все более и более отчетливые формы, и бледные пальцы, сверкающие тонкой иглой с шелковой нитью. Две пары рук, колдовски танцующих в теплом свете. Наконец, отложив сшитый воедино шар, она поднялась и лениво потянулась.
- У меня есть для тебя кое-что, - она лукаво взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, достала из небольшого серебряного кошеля, висящего на поясе, маленькую фигурку из черного шелка и протянула ему. Он удивленно поднял брови. На гладкой бледной ладони лежало неподвижно изящное тонкое тельце, укутавшись в лиловый плащ и поджав по себя козлиные ноги. Он улыбнулся, странно, горько, разглядев на груди у фигурки едва заметный надрез.
- Гм, думаю, не стоит отпускать его туда одного, - он рассеянно огляделся, потом взял со столика белое перышко и положил на ладонь рядом с черной фигурой, - без сестры.
Она на секунду задумалась, а потом расплылась в понимающей улыбке и кивнула ему. Он присел на корточки у камина, подхватил пинцетом оранжевую искру опустил в надрез на груди черной фигурки, а затем бережно и аккуратно соединил края разреза. Фигурка сонно пошевелила головой и поплотнее укуталась в плащ, будто мерзла. Он сосредоточенно кивнул, поднялся и, подойдя к окну, распахнул его. В теплую комнату ворвался ледяной зимний воздух, а на мягкий ковер упало несколько снежинок. Он осторожно подхватил одну и бережно вложил ее в надрез на груди у белой фигурки, тонким зимним узором проступающей в изгибах перышка.
- Они ведь одинаково жгучие, - пожал плечами он, рассеянно глядя на двоих, спящих в его ладони. Она подняла с подлокотника кресла глиняную фигурку, слепленную им, уронила несколько капель воды на суставы и положила неподалеку от спящих черной и белой фигуры, на переливчатый бархат леса.
- Сейчас каждый из них видит свои сны, - по-отечески улыбнулся он, привязывая шар к серебряной нити.
- Да, - она усмехнулась, - я даже догадываюсь, что снится тому, глиняному...
- М... Да... И ведь, что самое забавное, он будет считать, когда проснется, то все это сделал наяву... – он заключил шар в стеклянную сферу темно-синего цвета и запер небольшой золотой замочек на ее полупрозрачных створках. Она зевнула, улыбнулась и протянула ему бокал вина, глядя на висящий по потолком шар:
- Да, и вправду, неплохо вышло!
Она уселась в кресло, вытянув вперед острые черные копытца, и поднесла бокал к губам, а он укутался в плащ, так, будто озяб и оправил складки, чтобы не было видно белоснежной подкладки плаща.
- По-моему, просто прекрасно!
2.10.2003 г.
«Седьмой день».
Ты мой бессмертный брат,
А я тебе сестра,
И ветер свеж,
И ночь темна,
И нами выбран путь –
Дорога Сна...
«Мельница»
Это было зимой, когда по ночам бархатное небо усыпано окоченевшими искрами звезд, а снег в мертвенном лунном свете искрится голубизной. Это было зимой, когда лошади, вороша своими теплыми мордами сено, сонно рассказывают бессвязные сказки жгуче – ледяной темноте, прильнувшей к дверям хлева. В ту зиму, в ту ночь он сидел согнувшись, подперев острый подбородок узким бледным кулаком, его плащ струился лиловым и сиреневым вниз по ссутуленной спине и сворачивался гладкими складками и блестящих черных копыт, а в черных глазах отражались льстивые язычки огня. Он грустно улыбался, задумчиво глядя в огонь. На столике ядом с ним стоял почти готовый макет. Остался последний штрих. Он повернулся к столику и еще раз оглядел их общее творение. Все было идеально – хрупкие бумажные грани каньонов, курчавый бархат переливчатых изумрудных лесов, шероховатые, испещренные трещинками складки гор из папье-маше... Нити – капилляры рек, зеленое и синее бутылочное стекло, оплетающее неровной полупрозрачной влагой зелено-коричневые слепки материков. Он слегка улыбнулся, снова видя, что получилось очень красиво.
- Глина уже размокла, - он почувствовал, как легкая рука легла на его плечо.
- Я иду, иду, - он поднялся из кресла и лениво пошевелил плечами, будто пытаясь размяться. Она стояла перед столиком, потирая острый подбородок узкой бледной рукой, и задумчиво смотрела на макет, а на легких складках ее белого платья и снежных ладных крылах переливались теплые отсветы пламени. На губах ее играла едва заметная довольная улыбка.
- Смотри-ка, а у нас неплохо получилось! – лукаво заметила она. Он улыбнулся в ответ, и, молча кивнув, взял в руки тонкие длинные щипцы, похожие на каминные, с ажурным рисунком, оплетающим деревянные ручки. Она тем временем опустилась на колени перед столиком и с величайшей осторожностью и благоговением, будто это было самое дорогое для нее на свете, взяла в руки одну половину макета и бережно приподняла над темной лакированной гладью стола. Она еще раз улыбнулась, чувствуя на ладони пыльную шероховатость гор и гладкую стеклянную прохладу океанов. Он повернулся от огня с лицом алхимика, производящего сложнейший и опаснейший опыт, уперев сосредоточенный взгляд в раскаленную на огне стальную бусину, зажатую в щипцах. Оба они затаили дыхание, когда горючая краснота бусины коснулась темно – коричневого нутра макета и легла в предназначенное ей углубление.
- Кажется, все в порядке, - она осторожно соединила обе половинки макета и придирчиво осмотрела их, бережно придерживая кончиками пальцев. Он вздохнул, прикрыв глаза, и отложил щипцы.
Красно-рыжее ровное горение огня в камине освещало сосредоточенные лица, бледные пальцы, ласкающие глину, из-под плавных движений которых рождались все более и более отчетливые формы, и бледные пальцы, сверкающие тонкой иглой с шелковой нитью. Две пары рук, колдовски танцующих в теплом свете. Наконец, отложив сшитый воедино шар, она поднялась и лениво потянулась.
- У меня есть для тебя кое-что, - она лукаво взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, достала из небольшого серебряного кошеля, висящего на поясе, маленькую фигурку из черного шелка и протянула ему. Он удивленно поднял брови. На гладкой бледной ладони лежало неподвижно изящное тонкое тельце, укутавшись в лиловый плащ и поджав по себя козлиные ноги. Он улыбнулся, странно, горько, разглядев на груди у фигурки едва заметный надрез.
- Гм, думаю, не стоит отпускать его туда одного, - он рассеянно огляделся, потом взял со столика белое перышко и положил на ладонь рядом с черной фигурой, - без сестры.
Она на секунду задумалась, а потом расплылась в понимающей улыбке и кивнула ему. Он присел на корточки у камина, подхватил пинцетом оранжевую искру опустил в надрез на груди черной фигурки, а затем бережно и аккуратно соединил края разреза. Фигурка сонно пошевелила головой и поплотнее укуталась в плащ, будто мерзла. Он сосредоточенно кивнул, поднялся и, подойдя к окну, распахнул его. В теплую комнату ворвался ледяной зимний воздух, а на мягкий ковер упало несколько снежинок. Он осторожно подхватил одну и бережно вложил ее в надрез на груди у белой фигурки, тонким зимним узором проступающей в изгибах перышка.
- Они ведь одинаково жгучие, - пожал плечами он, рассеянно глядя на двоих, спящих в его ладони. Она подняла с подлокотника кресла глиняную фигурку, слепленную им, уронила несколько капель воды на суставы и положила неподалеку от спящих черной и белой фигуры, на переливчатый бархат леса.
- Сейчас каждый из них видит свои сны, - по-отечески улыбнулся он, привязывая шар к серебряной нити.
- Да, - она усмехнулась, - я даже догадываюсь, что снится тому, глиняному...
- М... Да... И ведь, что самое забавное, он будет считать, когда проснется, то все это сделал наяву... – он заключил шар в стеклянную сферу темно-синего цвета и запер небольшой золотой замочек на ее полупрозрачных створках. Она зевнула, улыбнулась и протянула ему бокал вина, глядя на висящий по потолком шар:
- Да, и вправду, неплохо вышло!
Она уселась в кресло, вытянув вперед острые черные копытца, и поднесла бокал к губам, а он укутался в плащ, так, будто озяб и оправил складки, чтобы не было видно белоснежной подкладки плаща.
- По-моему, просто прекрасно!
2.10.2003 г.